Перестройка, как победа мещанства.

В воскресенье, просматривая список литературы школьницы, и, беседуя на тему прочитанного взял и совершенно случайно открыв томик, прочел рассказ М.Горького "Озорник", написанный им в 1897 году. Чем то он меня задел. какие то острые и знакомые нотки очень современно и свежо зазвучали вдруг из текста, написанного более 100 лет тому назад. Будто снова оказался я в пропахшем машинным маслом и горелой стружкой механическом цехе и услышал те же слова работяги.
"...— Так вот, Митрий Павлович, значит, оно и выходит, что птица я одного с вами гнезда... А полеты у нас разные... И, как вспомню я, что ведь вся разница между мной и моими товарищами бывшими — только в том, что не сидел я в гимназии за книгами, — горько мне и тошно бывает... Разве в этом человек? В душе он, в чувствах к ближнему своему, как сказано... Ну вот — вы мой ближний, а какую я цену имею для вас? Никакой — верно?

 Редактор, увлеченный своими мыслями, не расслышал, должно быть, вопроса своего собеседника.

 — Верно! — сказал он тоном искренним и рассеянным.

 Но Гвоздев захохотал, и он спохватился:

 — Позвольте? Что, собственно, верно?

— Верно, что я для вас — пустое место... Есть я или нет меня, вам все равно — наплевать. Зачем вам душа моя? Живу я один на свете и всем людям, меня знающим, очень надоел. Потому — у меня характер злой и очень я люблю разные фокусы выкидывать. Однако у меня чувства тоже есть и ум есть... Я чувствую обиду в моем положении. Чем я хуже вас? Только моим занятием...

— Да-да... это печально! — сказал редактор, наморщив лоб, сделал паузу и продолжал каким-то успокоивающим тоном:— Но, видите ли, тут нужно применить другую точку зрения...

— Митрий Павлович! Зачем точка зрения? Не с точки зрения человек человеку внимание должен оказывать, а по движению сердца. Что такое точка зрения? Я говорю про несправедливость жизни. Разве можно меня с какой-нибудь точки забраковать? А я забракован в жизни — нет мне в ней хода... Почему-с? Потому, что не учен? Так ведь ежели бы вы, ученые, не с точек зрения рассуждали, а как-нибудь иначе, — должны вы меня не забыть и извлечь вверх к вам снизу, где я гнию в невежестве и озлоблении моих чувств? Или — с точки зрения — не должны?

Гвоздев прищурил глаз и, торжествуя, посмотрел в лицо своего собеседника. Он чувствовал себя в ударе и выпускал из себя всю свою философию, придуманную в долгие годы своей трудовой, безалаберной и бесплодной жизни. Редактор был смущен натиском собеседника и старался определить — что это за человек и что ему возразить на его речь? А Гвоздев, в упоении самим собой, продолжал:

— Вы люди умные, сто ответов мне дадите, и все будет — нет, не должны! А я говорю — должны! Почему? Потому что я и вы — люди из одной улицы и одного происхождения... Вы не настоящие господа жизни, не дворяне... С тех нашему брату взятки гладки. Те скажут: «Пшел к черту!» — и пойдешь. Потому — они издревле аристократы, а вы потому аристократы, что грамматику знаете и прочее... Но вы — свой брат, и я могу требовать с вас указания пути моей жизни. Я мещанин, и Хрулев тоже, и вы — дьяконов сын...

..." 

Такое же желание жить легко , как птица, не затрачивая упорного труда, слышал я и раньше от своих цеховых приятелей, которые с обидой спрашивали меня, почему  им живется хуже , чем "выбившимся".

и вот читая сегодня ЖЖ -ленту вдруг явственно увидел парралели между описанием внутреннего мира мещанина конца 19 века и мещанина образца 1987 года, променявшего право своего первородства на чечевичную похлебку капиталистического ярма.

тов. cautious-man  пишет в сообществе  eot_su:
"Почему народ отказался от социализма, или общество, готовое к Перестройке"
"На чем же все-таки сыграл Хрущев? Во-первых, после колоссального напряжения индустриализации, войны и восстановления народного хозяйства желание передышки было у всех - и на верху, и в народе. Во-вторых, было ясно, что взят курс на либерализацию политического курса, прежде всего, на ослабление ответственности на всех уровнях, что для очень многих было большим соблазном. Возвращаясь к метафоре С.Е. Кургиняна, первый шаг к продаже первородства за чечевичную похлебку был сделан именно тогда. Был взят курс не на дальнейшую борьбу за дело построения социализма, требующую напряжения и усилий, а на замедление этой борьбы, которая обернулась постепенной остановкой и поворотом назад во время Перестройки. В-третьих, в народе все-таки была вера в советское правительство. И, наконец, самое главное: разгромив кулаков и нэпманов, не удалось искоренить частнособственническую психологию и потребительские инстинкты. В 1930-х годах все это было лишено структуры и загнано в подполье, но оно продолжало дышать, и ждало удобного часа, чтобы вырваться наружу. И Хрущев это осуществил."